Кивнув, Томас уставился в кружку с пивом, не зная, что сказать.
— Кто-то умер? — послышался у него за спиной жизнерадостный голос Тейлора Брэдли.
Бармен мрачно взглянул на него, и Найту пришлось сделать над собой усилие, изображая улыбку.
— Привет. Как спектакль?
— Даже не знаю, что сказать, — ответил Тейлор. — В целом, наверное, неплохо, но мне нужно время, чтобы в голове все утряслось. Был и просто замечательные моменты. Сам Лир в основном был потрясающе хорош, но отдельные места оказались смазаны.
Снова закатив глаза, бармен удалился, но Тейлор этого не заметил и продолжил:
— От шута меня просто выворачивало, хотя это очень сложная роль. Корделия понравилась. Она храбрая, понимаешь? Такой характер можно увидеть редко. В начале пьесы она откровенно была влюблена в Бургундию, так что брак с Францией дался ей нелегко. Интересное решение.
Томас успел забыть, что Брэдли обожал театр. Только сейчас он вспомнил, как Тейлор врывался в пыльный, душный кабинет на первом этаже здания факультета английской литературы Бостонского университета, разражаясь бранью или славословиями в адрес того, что он вчера видел на сцене. Говоря о театре, Брэдли буквально оживал. Его обычная робость исчезала бесследно, глаза загорались. Хорошая постановка вызывала у него восторг, плохая наполняла купоросом. Сейчас Найт стал задавать вопросы, как и тогда, получая наслаждение от того, как его друг разбирает те нюансы спектакля, на которые большинство зрителей не обращает внимания, упиваясь сильными моментами и возмущаясь тем, что ему не понравилось.
Улыбнувшись, Томас отпил глоток пива.
— Только не говорите, что это вам действительно понравилось, — произнес у них за спиной веселый голос.
Джулия Макбрайд пробиралась через зал, неизвестно когда успевший заполниться. Ее лицо было насмешливым.
— Сам я не видел, — сказал Томас. — Вот Тейлор смотрел. Вы с ним знакомы, да?
— Вы работаете в институте? — поинтересовалась Джулия. — За восторженное отношение к таким постановкам, как эта, вас запросто могут выставить за дверь.
Тейлор рассмеялся.
— Я так понимаю, вам постановка не понравилась, — сказал Томас.
— Она просто отвратительная, — фыркнула Джулия. — Временами мне хочется узнать, сколько классов образования за плечами у режиссеров. Ну как можно настолько превратно толковать линию политического противостояния в такой пьесе, как «Король Лир»?
— Я просто говорил, что эта постановка, если так можно выразиться, более домашняя, что ли, — смущенно произнес Тейлор.
— Если в вашем понимании домашность сводится к тому, что собственных дочерей проклинают бесплодием — кстати, этот момент был сыгран совершенно неправильно, — то мне с вами не по пути. Да, кстати, я Джулия Макбрайд. Это место свободно?
— Кажется, вас ищут, — заметил Томас.
Сквозь толпу протискивался Алонсо Петерсон с бутылочкой джин-тоника в одной руке и стаканом с чем-то мутным — в другой.
— Ал, сюда. — Джулия помахала рукой.
Кивнув, Петерсон попытался протиснуться сквозь толпу, то и дело бормоча извинения. Внезапно люди расступились, и Томас увидел Анджелу и хмурого Чада, аспирантов Джулии. Чад решительно проталкивался вперед, держа кружку высоко в воздухе. Петерсон двинулся за ним. Проследив за взглядом Найта, Тейлор скорчил гримасу.
— Похоже, все здесь, — заметил Томас.
— Совершенно верно, — согласилась Джулия.
В ее улыбке, обращенной на Томаса, присутствовал оттенок сожаления. Так, по крайней мере, должно было казаться. В глазах сверкали знакомые озорные искорки, придававшие ее лицу насмешливое, игривое выражение. У Найта мелькнула мысль, как отнесется Джулия к тому, что он начнет в открытую за ней ухаживать, но он тотчас же ее прогнал.
Петерсон пожал руку Тейлору и сказал:
— Кажется, мы встречались в Чикаго.
— Ты был в «Дрейке»? — удивился Томас. — Почему не подошел ко мне?
— Я понятия не имел, что ты там, — пожал плечами Тейлор. — Мы с тобой как-то разошлись.
— Тоже верно, — признал Томас, поднимая кружку. — За встречу!
Они чокнулись и выпили.
Чад наблюдал за ними с язвительным выражением. Джулия тоже не скрывала интереса. Перехватив ее взгляд, Найт улыбнулся и, вдруг поймав себя на том, что крутит на пальце обручальное кольцо, сплел руки. Когда Томас поднял взгляд, Джулия уже повернулась к Петерсону.
Тот с жаром говорил, подавшись к Тейлору:
— Очевидно, вы считаете, что цель пьесы в том, чтобы о чем-то рассказывать. — Его тон свидетельствовал о том, что ничего более глупого нельзя было придумать. — Видите в персонаже характер, а не дискурсивный нексус, порожденный энергией класса и языка…
Томас открыл было рот, собираясь что-то сказать, затем передумал и вместо этого хлебнул пива. Однако Тейлор не мог промолчать.
— Вы считаете Корделию «дискурсивным нексусом»? — озадаченно переспросил он. — Черт побери, что же это такое? Она дочь, принцесса, невеста, сестра…
Петерсон снисходительно рассмеялся и заявил:
— Это лишь романтическая проекция на текстуальный перекресток.
Усмехнувшись, Томас молча развел руками.
«Эй, — говорил его жест, — я тут лишний».
— Я хочу сказать, что воспринимать Корделию как персонаж — значит превратно толковать саму суть драматургии позднего Возрождения, — продолжал Петерсон.
— Но она же здесь, на сцене, мыслит, чувствует… — настаивал Тейлор, тыча указательным пальцем в стол, словно перед ним в миниатюре проигрывался весь спектакль.