Прожорливое время - Страница 3

«Странно, что такая значительная часть того, чем ты являешься, складывается так рано», — подумал Томас.

Он вспомнил все: запах в своей квартире в Японии, ощущение от велосипеда, на котором катался каждый день, восторженное предчувствие встреч с Куми. Это было очень давно, но Томас прочувствовал все так остро, что улыбнулся, словно по-прежнему жил в том времени, его не выгнали из школы, он не разошелся с женой и не обнаружил труп за окном своей кухни. Найт посмотрел на свои руки, лежащие на рулевом колесе. Они были большими, сильными. Но кожа на них стала грубее, чем была когда-то, не такой гладкой. Оглянувшись на церковь, Томас прикинул, не похожа ли смерть бывшего ученика на утрату собственного ребенка.

«Поразительно, как много всего ты о себе сочиняешь», — подумал он, а вслух произнес:

— Такова природа зверя.

«А кто у нас „зверь“?»

Наверное, жизнь.

Томас сидел, мысленно прокручивая все, что смог накопать в памяти о Бене Уильямсе, и смотрел на ребят, которые рассаживались по машинам и желтым школьным автобусам, в то время как бывшие одноклассники Бена Уильямса трепали друг друга по плечу, пожимали руки и давали слово держать связь.

Глава 3

К вечеру утренний кошмар уже казался ему чем-то бесконечно далеким, и Томас, возвратившись домой, ничуть не удивился, никого там не застав. Единственным свидетельством расследования было обилие желтой ленты, предназначенной не пускать зевак туда, где лежал труп, и полицейская машина в конце квартала. Двое копов в форме ходили из дома в дом. Томас уже почти забыл о случившемся, задвинул все на задворки сознания и старался ни о чем не вспоминать. Но вот он вернулся, и все снова стало реальностью. Проходя по дорожке к входной двери, Найт ощутил, как к нему возвращается былая тошнота.

Войдя в дом, он выпил стакан воды, снял трубку, набрал шестнадцатизначный номер и стал ждать.

— Привет, Том, — сказала Куми.

— Ты больше не говоришь «моси-моси», — улыбнулся он.

— Только не тебе. Ты единственный, кто звонит в такой поздний час.

— Как Токио? — спросил Найт, чувствуя, как звуки голоса Куми спускают натянутую у него внутри пружину подобно горячей ванне.

— Знаешь, как обычно. Государственный департамент хочет привлечь меня к решению вопросов интеллектуальной собственности с Китаем, а я в этом ровным счетом ничего не смыслю.

— Начальство понимает, что ты владеешь японским языком, а не китайским?

— Да.

— В таком случае почему именно ты?

— Понятия не имею. Считается, что я умею общаться с людьми.

— Господи, да начальство тебя совсем не знает.

— Никто не знает меня так, как ты, Том, — сказала Куми, как всегда насмешливая. — По крайней мере, некоторые мои стороны видишь только ты.

— Хотелось бы надеяться.

— Я имела в виду совсем другое. У тебя образ мышления…

— Студента-первокурсника?

— Пожалуй, — согласилась Куми. — Ты не староват для этого?

— Возможно. Но иногда мне кажется, что по-настоящему я знал тебя только тогда, когда мне было двадцать.

Ему покаталось, что он услышал, как Куми вздохнула Несколько лет они были в ссоре, причем яростной, а теперь, по крайней мере, снова разговаривали друг с другом. Быть может, между ними сохранялось нечто большее, но говорить об этом со всей уверенностью было трудно. Все это время они оставались мужем и женой хотя бы формально.

— Как твои занятия? — спросил Томас.

Куми решила, что, поскольку ей придется пожить в Японии, можно будет заодно и прикоснуться к культурному наследию. Она записалась на курсы по трем предметам: карате, традиционная японская кухня и икебана. Именно искусство расставлять цветы отправилось к черту первым.

— Эти женщины сводили меня с ума, — объяснила тогда Куми. — Все должно быть именно так. Сделать это можно только одним способом. Они втыкают в горшок две бамбуковые палочки и цветок камелии, а ведут себя при этом так, словно обезвреживают боеголовку тактической ядерной ракеты. Они смотрели на меня и говорили: «Это неправильно». Неужели? Речь шла о расстановке цветов! Я вынуждена была бросить все, пока никого не убила.

Этот разговор велся две недели назад.

— Не знаю, как долго еще продержится карате, — сказала Куми сейчас. — Тренеры говорят, что я слишком агрессивная и не могу сосредоточиться.

Томас фыркнул.

— Смейся-смейся, учитель английского языка, — обиделась Куми. — Вот я вернусь и надаю тебе по шее.

— Когда? — тотчас же спросил Найт.

— Когда научусь закручивать суши. Это у меня получается лучше. Дзен-буддизм гораздо понятнее, когда ты готовишь булочки с рисом и водорослями, не получая при этом ногой по голове. Сам прикинь.

— Послушай, у меня кое-что случилось, и мне нужно поговорить с тобой.

Он рассказал о мертвой женщине. Куми задавала правильные вопросы до тех пор, пока у него не закончились ответы, после чего наступила тишина. Тогда Томас рассказал о поминальной службе по Бену Уильямсу.

— Что-то не припомню, чтобы ты упоминал о нем, — заметила Куми.

Это было сказано без критики, но Томас ощетинился:

— Ты со мной тогда не разговаривала, забыла?

— Нужны двое, чтобы… Не знаю, — сказала она. — Кажется, в пословице говорится про танго.

— Верно, — вынужден был признать Томас.

— Извини, Том, но я не смогу приехать в Штаты прямо сейчас.

— Понимаю, — произнес Найт, радуясь тому, что Куми хотя бы задумалась над такой возможностью. — Я сам не могу сказать, что подействовало на меня сильнее, убийство или поминальная служба. Бедняге Бену было столько же лет, сколько мне, когда мы с тобой познакомились.