Прожорливое время - Страница 15

— А вы по-прежнему преподаете в школе? — спросил Дагенхарт все с той же слегка недоуменной улыбкой, словно Томас заявил, что он верхолаз или укротитель львов.

— Расплачиваюсь за свои грехи, — усмехнулся Найт.

— И никаких мыслей закончить докторскую?

— Господи, никаких, — чересчур горячо выпалил Томас. — Я хочу сказать, мне нравится преподавать в школе, кажется…

— Что вы делаете мир чуточку лучше? — насмешливо спросил Дагенхарт.

— В общем, да, — согласился Томас, стараясь не допустить в свой голос обиду. — Хотя бы самую малость. Сами понимаете.

— Что ж, наверное, кто-то должен находиться в передовых окопах, — сказал Дагенхарт. — Вы для этого подходите лучше многих. Однако я ума не приложу, как вы с этим миритесь.

— С чем?

— С ленью. С узаконенной посредственностью. Со всеми этими чертовыми тестами, доказывающими то, что всем нам и так прекрасно известно: никто ничему не учится и никому нет до этого никакого дела.

— Нет, — возразил Томас. — Все не так плохо. Я хочу сказать, что работаю в хорошей школе. Если любить свой предмет и учеников…

Какая-то женщина тронула Дагенхарта за плечо, и он обернулся. Ей тоже было за шестьдесят, высокая, с налетом царственности в осанке. Каким-то образом этой даме удалось вообще не заметить Томаса.

— Мы уже идем, — произнесла она скучающим тоном, с сильным британским акцентом.

— Да, — опомнился Дагенхарт. — Я вас догоню. — Спохватившись, он сказал: — Это Том Найт. Мой бывший студент. Теперь преподает в средней школе.

— Вот как? Неужели? — заявила «императрица». — Как это благородно с вашей стороны.

Томас кивнул, улыбнулся и прочел имя на бирке, приколотой на лацкане. Катрина Баркер.

У него отвисла нижняя челюсть.

— Мисс Баркер, — пробормотал он. — Я в восторге от вашей книги. Честное слово… замечательная.

— Вы имеете в виду мою последнюю работу? — спросила женщина.

— Вероятно, нет, — признался Томас. — Ту, которая посвящена городской комедии.

— Боже!.. — Она небрежно махнула рукой. — Это все было в прошлой жизни. Я уже давно не занимаюсь данной темой, но рада, что книга вам понравилась.

— На мой взгляд, она просто прекрасная. Ваш анализ религии в творчестве Джонсона и Миддлтона…

Взглянув на часы, Дагенхарт снова обратил свои влажные проницательные глаза на Томаса и заявил:

— Что ж, рад был снова увидеться с вами, Найт. Всего хорошего.

Баркер изобразила сочувствующую улыбку, и ее взгляд наполнился добротой. Томас развел руками и покачал головой, показывая, что он все понимает. Эта важная персона занята, в то время как он сам…

Баркер направилась следом за Дагенхартом. Они пересекли вестибюль и прошли через двустворчатые двери в конференц-зал. Томас остался стоять один, листая программу, словно знал, что делает, имел полное право находиться здесь.

У него хватило достоинства не сесть рядом с Дагенхартом, хотя он постоянно бросал в его сторону взгляды, словно ожидая, что тот обернется и улыбнется, предложит посидеть в баре, вспоминая былое. Однако прошлого не вернешь, и Томас, слушая доклады, все больше укреплялся в мысли, что научный мир забыл про него и ушел далеко вперед. Не он отверг академическую науку за ее изощренную мелочность и ограниченность, а она оттолкнула его.

Томас жалел о том, что не смог сказать ничего умного Катрине Баркер, которая, на его взгляд, была по-настоящему талантлива. Она относилась к тем ученым, чьи работы преображают взгляды на пьесу и контекст, в котором это творение родилось. Ему хотелось броситься покупать ее последнюю книгу, просто чтобы можно было вернуться и поговорить о ней, но он понимал, что не сделает ничего подобного.

Сессия была пленарной, поэтому конференц-зал оказался заполнен. Всем троим докладчикам, двум мужчинам и одной женщине, было лет под сорок, внешне они напоминали могущественных управляющих какой-нибудь корпорации с Западного побережья. Томас мало понимал из того, о чем они говорили. Время от времени он улавливал блеск поворотных точек, причем сам лексикон редко ставил его в тупик, так что он не мог списать все на сложный теоретический жаргон. Найт просто не понимал, о чем идет речь. Сам Шекспир редко упоминался в докладах — пара ссылок на «Короля Лира» в одном, несколько строк из «Двенадцатой ночи» в другом, — словно подразумевалось, что пьесы читали все. Вместо этого доминировали исторические подробности о каких-то никому не известных людях и событиях, точнее, условиях. Слушатели воспринимали все это как имеющее самое непосредственное отношение к теме конференции. Они восторженно рукоплескали, а когда секретарь объявил, что теперь можно задавать вопросы, стали с умным видом кивать друг другу и перешептываться.

— Все это очень хорошо, — сказал молодой парень в черном, вскакивая с места. — Но при условии, что пьесы были написаны Уильямом Шекспиром, человеком низкого происхождения, малообразованным, не совершавшим дальних путешествий и не бывавшим при дворе…

В зале раздались громкие стопы, многие стали выразительно закатывать глаза.

— Должен вам напомнить, что это конференция, посвященная творчеству Шекспира, — вмешался секретарь. — Этим именем мы называем человека из Стратфорда-на-Эйвоне…

Раздались громкие аплодисменты и одобрительные крики. Парень в черном продолжал что-то бормотать, ссылаясь на графа Оксфордского и настаивая на том, что сын стратфордского перчаточника не мог творить поэзию, наполненную такой утонченностью и знанием мира…